Хвост Тигнари сходит с ума, когда приходят письма Сайно. Или сам Сайно.
Пэйринг и персонажи: Тигнари/Сайно, Сайно/Тигнари
Жанры: Романтика, Флафф
Предупреждения: Частичный ООС
Другие метки: Влюбленность, Уют
Глава 1.
С недавних пор Тигнари стал особенно сильно любить вечера. Отдых, прохлада, контрастирующая с непривычно жаркими летними днями, и письма, которые Тигнари теперь читал украдкой. Но это только добавляло им притягательности.
Корреспонденции всегда было много. Короткие новости от Коллеи, рабочие записки, случайные послания от городских; но с нетерпением Тигнари ждал письма только от одного человека. Лишь почерка было достаточно, чтобы хвост предательски дёрнулся, готовясь по-детски в предвкушении завилять. Хотелось бы Тигнари понять, почему он так ждёт именно этого знакомца, но пока он просто не давал хвосту волю — не хотел провоцировать лишние вопросы, если кто-то увидит в фигуре строгого лесного стража хотя бы намёк на увлечённость кем-то или чем-то. Тигнари дружелюбен, но бесстрастен — таким он предстаёт перед всеми, даже перед Сайно, хоть и хочется иногда написать что-то личное, важное, трепетное. Такое, от чего хвост Сайно тоже непременно завилял бы, если бы тот у него был.
Сайно писал почти каждый день. Так вышло как-то само. Первый раз он отправил Тигнари медовые финики с запиской о Коллеи, Тигнари вежливо его поблагодарил и ради приличия поинтересовался делами. И вот спустя месяц Сайно вёл почти отчёт о том, чем именно он занят в пустыне и почему никак не может вернуться в Сумеру и продолжить исследования там. «Ничто не сравнится с полевыми испытаниями». Тигнари мог бы поспорить или возмутиться, но в письмах он оставался сдержанным и воспитанным собеседником, который непременно выскажется обо всём, что ему не нравится, при встрече. Если она состоится, конечно — до этого они ведь не сталкивались. Но теперь у них хотя бы был повод. Скажем, обсудить письма или провести Сайно экскурсию по любимым местам, которые Тигнари вписывал в свои рассказы. Или это не повод? Не может же быть так, что письма просто прекратятся? Может, это даже и не дружба, а просто желание Сайно вести дневник или вообще болтливость, обострившаяся из-за скуки и одиночества? О таких вещах Тигнари не думал. Толку в фантазиях нет. Он решил не делать бессмысленные выводы и просто дождаться, когда Сайно вернётся и скажет всё сам. Или не скажет. За месяц Тигнари не научился предсказывать его ответы; наверное, поэтому хвост и продолжал реагировать так остро: Сайно находил, чем удивить.
Когда Сайно не писал, Тигнари весь вечер тоскливо поглядывал на дверь, отвлекаясь от домашних дел, чаще всего от чтения. Он понимал, что Сайно не ворвётся в его дом с извинениями, даже не ждал, что он вообще сообщит о своём приезде, просто… Нет, у Тигнари не было никаких объяснений тому, что мысли, несмотря на логику, стремились туда, в жестокие условия, где он бы, наверное, не выжил дольше пары часов. А Сайно выживал. Ах, прекрасный Сайно был слишком прекрасен во всём, но и в эти размышления Тигнари старался не вдаваться. Чудесных людей на планете много — что же, на каждого теперь тратить время? Тут тоже можно было бы поспорить, но Тигнари не спорил: Сайно замечательный, но не настолько, чтобы фантазировать. Впрочем, иногда можно, главное — не увлекаться, а то этот проклятый хвост, живущий своей жизнью, вечно всё портит.
Тигнари почему-то лучше всего запомнил рассказ Сайно о том, как он увидел пустыню впервые: она казалась ему злой и слишком огромной, чтобы быть настоящей. Но годы спустя он изучил и её, и её законы, чувствуя себя достаточно уверенным среди песков. «Хотя меня часто тянет в лес. Мне нравится то, что пишете вы».
Всё ещё «вы». Сайно успел рассказать о детстве и юности, Тигнари пожаловался на хвост (разве что не признался, что безумнее всего он становится не в лесу, когда взгляд цепляется за что-то красивое, а дома, от писем Сайно) и уши (которые он чаще всего замечал тоже в контексте писем — когда они увлечённо опускались и поднимались, пока он размышлял над ответом), но фамильярность им не давалась. «Может, мы перешагнём этот барьер при встрече», — написал однажды Сайно, и хвост Тигнари едва не отделился от тела при мысли, что они действительно однажды встретятся.
«И ты называешь себя бесстрастным?» — хмурясь, упрекнул себя Тигнари, но хвост, не слушая разум, продолжал вилять. Оставалось только смириться. В конце концов, его никто не видел. Но что он станет делать при Сайно? Соврёт про бабочек, приятные запахи или цветы? Наверняка Сайно не дурак. То есть, конечно, он не дурак, но сможет ли он предположить что-то такое, чему даже сам Тигнари не мог дать название?
Сайно так вдохновенно рассказывал о пустыне, что иногда Тигнари хотелось бросить всё и пойти за ним; отказаться от влажности тропического леса, каждый уголок которого он знал наизусть, в пользу сжигающего сухого воздуха. И Сайно. Перечитывая старые письма, Тигнари часто думал о том, чтобы дать себе пару дней выходных и отправиться в пустыню. И дело совсем не в художественных способностях Сайно, а в нём самом. Серьёзном, отстранённом со всеми, даже с ним. Тайна, скрытая за фасадом, не просто манила — держала на поводке, от которого Тигнари не желал избавляться. Он лишь ждал, когда Сайно потянет его на себя. Может, сегодня? Быстро просмотрев остальные послания, Тигнари сделал чай и уселся в любимое кресло у окна. Идеальное место, чтобы прочесть, чем именно поделился Сайно сегодня, а потом посмотреть поверх верхушек деревьев вдаль — туда, где был автор писем, неизменно находящих отклик в его сердце.
«Сегодня был насыщенный день. Так всегда, когда экспедиция подходит к концу. Я жалею лишь о том, что скоро привычный распорядок вернётся к городской рутине. Но в этот раз у меня есть приятное обстоятельство, которое сглаживает тоску. Им я закончу письмо.
Оказалось, что оникабуто действительно могут выжить в пустыне, но только в определённых областях. На изучение этого, к сожалению, потребовалось слишком много времени, но что поделать. Кроме этого, вчера мы нашли ещё одно полезное растение, которое прежде считалось потерянным. Его выращивают в теплицах, но у диких несколько иные свойства.
А ещё мы закончили карту. Это городской заказ, но я подумал, что она может пригодиться и Вам. Там много лекарственных трав, если вообще можно использовать слово "много", когда речь заходит о пустыне — и флора, и фауна тут не особо разнообразны.
Не желаете ли взглянуть на карту из первых рук? Пока она не оформлена красиво и удобно, но я готов пояснить все непонятные моменты, если Вы пожелаете. Она моя и на ней мои замечания, которые вряд ли войдут в финальную редакцию. Что скажете? Мы возвращаемся в четверг, но мне необходимо уладить некоторые дела. А потом я хотел бы встретиться и поговорить. Впрочем, это звучит слишком официально. Я лишь хотел сказать, что был бы не прочь побеседовать с Вами вживую. В пятницу вечером, если Вам это будет удобно.
Ответ не успеет дойти до меня. Отправьте Ваше решение в Академию — там я получу его быстрее всего.
С уважением и желанием обсудить карту и что-нибудь ещё, Сайно».
Мирно лежавшие уши Тигнари настороженно поднялись. Он взволнованно отложил письмо и встал, глядя на листок как на опасного зверя. Свидание? Вряд ли Сайно про себя назвал это так, но Тигнари… Пора признаться, что он как-то умудрился влюбиться в того, кого видел всего несколько раз в жизни — и то издалека.
Заглянув за спину, Тигнари удивлённо вскинул брови. Хвост никогда в жизни, кажется, не был настолько спокоен. Это нервное — такое последний раз было так давно, что Тигнари с трудом вспомнил повод: экзамены. Или нет? Слишком давно и совсем не важно, когда Сайно наконец потянул поводок на себя. Для чего бы он это ни сделал, Тигнари будет в восторге. Он уже. Оставалось надеяться, что он сможет контролировать себя и хвост. А если не получится — что Сайно притворится, что совсем не смущён его вниманием и влюблённым взглядом. Он ведь такой замечательный — разве станет он смеяться над тем, что сдержанный лесной страж на самом деле не так уж и сдержан? Особенно если его увлечённость ограничивается Сайно?
Глава 2.
Пятница, вечер. Тигнари избавился от всех, кто мог бы помешать его планам посвятить остаток дня Сайно, причесал свой хвост, который, как всегда происходило, когда хозяин был на взводе, немедленно распушился снова, и приготовился к свиданию. В первую очередь головой — уговорил себя не нервничать и быть собой. Но не слишком: не хватало спугнуть Сайно своей токсичностью, которая иногда пробивалась за благовоспитанностью. Впрочем, грубить Сайно не хотелось, ему душа желала говорить только какие-нибудь очаровательные комплименты, от которых… Ну да, хвост, конечно, Тигнари снова думал про несуществующий хвост Сайно. Вилял бы он при виде Тигнари, или он в принципе не реагировал бы ни на что — потому что Сайно действительно бесстрастен? Невыносимо захотелось забиться в угол, притвориться больным и никуда не ходить, но он уже обещал прийти.
В письме Тигнари был краток: «Я не против встретиться. Предлагаю кафе в центре (оно одно, не потеряемся), в 9». Но краткость далась с трудом. Над этим лаконичным ответом Тигнари думал весь четверг. Хотел написать так много, но всё было не то. Стоит ли говорить, что он желает этой встречи? Или лучше использовать формулировки, выбранные Сайно? Может, просто ограничиться местом и временем? Зачем он только написал это примечание в скобках… А вдруг 9 — это слишком рано? Или поздно? А, может, лучше прийти и сказать всё в лицо? От этой мысли стало дурно. Встречу Тигнари оттягивал, но в пятницу утром перед работой едва не сделал крюк, чтобы хотя бы удостовериться, что Сайно действительно вернулся.
Но в этом не было необходимости: город и так гудел. И почему их только так заботил Сайно? Но их заботил не он, а сама экспедиция, которая, по слухам, принесла много полезных знаний. «Чего только стоит более актуальная карта!» От этой реплики, услышанной краем уха, когда он, бродя по окраине, оглядывал не доверенный ему лес, а город, сердце сжалось незнакомо, но почему-то приятно. Сайно обещал показать ему карту. Первому. Вряд ли его действительно волновала полезность этого жеста, скорее он искал повод для реальной встречи, и нашёл, стоит отметить, нечто довольно убедительное.
Уйдя вглубь, Тигнари продолжил рассуждать. А что, если это не предлог и Сайно действительно просто хочет показать Тигнари свои наработки? Не сказать, что Тигнари вообще были нужны какие-то карты для работы; тем более карта пустыни. Уши обречённо опустились, перестав улавливать мельчайшие изменения в окружающей обстановке. Что делать тогда? Тут, в общем-то, ничего не поделать. Влюбился — с кем не бывает; Сайно ведь в этом не виноват. Тигнари печально вздохнул, попытавшись утешиться тем, что скоро хотя бы избавится от неопределённости. Это уже неплохо, на этой мысли можно дожить до встречи. Он поднял уши, возвращаясь к внимательному патрулированию. Больше никаких лишних мыслей. И только беззаботный день спустя, возвращаясь домой, Тигнари всё-таки задал себе волнующий его вопрос снова: это свидание или просто дружеская встреча? А ещё: насколько ему нужен Сайно в качестве друга, если в голову всё время лезут всякие сентиментальные фантазии о том, как Сайно гладит его уши или хвост, дорожа тем, что Тигнари доверил ему самое сокровенное.
Тигнари принял быстрый душ, переоделся и был на месте в 8:45. Потоптался у входа, оглядывая прохожих, а потом зашёл, планируя найти самый укромный уголок, чтобы встреча непременно стала свиданием. Если, как писал Сайно, «Вам это будет удобно». Тигнари точно было бы замечательно, правда, на людях лучше вести себя прилично — он всё-таки почти официальное лицо; как и Сайно. Не то чтобы Тигнари собирался творить какие-то безобразия, но вдруг они выпьют вина из одуванчиков — хит этого лета — разомлеют и перестанут себя контролировать? Каким будет Сайно, если выпьет? Ещё более молчаливым или, напротив, менее сдержанным? Пьяный Тигнари развлекал окружающих частушками и историями про звезду любого вечера — свой хвост, который часто приносил ему проблемы. Могло показаться, что такой фокус на каком-то там хвосте совсем того не стоит, но рассказы Тигнари всегда были как минимум забавными. Это всё природная харизма, которая просыпалась, когда некоторые внутренние ограничители переставали контролировать его. Как лёгкая ткань, они спадали с его воспитанности, развязывая язык и делая тело более свободным и, если можно так выразиться, доступным (как минимум для хозяина). Хвост начинал быть послушным, уши становились предсказуемыми, а ноги и руки, которые он в детстве шутливо называл лапами, делали именно то, что от них требовалось: танцевали, касались нужных людей или вовсе не двигались. Тигнари любил себя немного пьяным, но при Сайно хотелось оставаться трезвым, если это вообще возможно, учитывая, как кружится голова от того, что они наконец увидятся вживую. Надо только найти идеальное место.
— Вот дьявол… — тихо ругнулся Тигнари, увидев Сайно.
Он уже сидел в кафе. Не слишком близко, не слишком далеко — нейтрально. Тигнари едва не бросился обратно на улицу. Слишком рано! У них ещё 15 минут! Но бежать уже было поздно: Сайно, заметив Тигнари, коротко и как-то повелительно (или только показалось?) махнул ему рукой. Оставалось только повиноваться. В конце концов, Сайно тоже пришёл раньше. Может, потому что освободился, может, потому что ждал. Тигнари надеялся на второе.
— Тут, как оказалось, хорошие салаты, — заявил Сайно, едва Тигнари подошёл.
— Эм… Ладно, — согласился Тигнари, недоумевающе скидывая бровь. Он беспокоился о своих навыках общения, но, похоже, Сайно мог переплюнуть его в количестве неловких реплик.
— Я уже заказал, — сообщил Сайно, и Тигнари не сдержал безобидной, немного нервной усмешки.
— И что же вы выбрали? — попытался спасти его — то ли вечер, то ли Сайно — Тигнари.
— Это, — Сайно указал в меню, лежащее перед Тигнари, и тот, разглядывая серьёзного Сайно, улыбнулся.
Тигнари представил, как Сайно приходит, смотрит на часы, должно быть, упрекает себя в том, что «явился так необоснованно рано», меняет место, прежде чем решает, что нужное найдено, а потом готовит его к приходу Тигнари; вот, например, положил меню и наверняка отгонял официантов, если те пытались его забрать. На душе мгновенно стало спокойнее. Даже если Тигнари всё это себе придумал и на деле не было и десятой части этих волнений, Сайно точно нервничал не меньше, чем он. Может, даже больше. Кто знает, сколько таких свиданий было у него?
С каждой минутой Тигнари убеждался в том, что, вероятно, вряд ли сильно больше нуля — таким неуклюжим казался Сайно в попытке обсудить что-то простое, но неизменно переходя на отчёты. Они поговорили о дороге Сайно, о его делах, которые не позволили встретиться в четверг (всего лишь пара формальных встреч), обсудили новости в Сумеру и вообще Тейвата, перекусили (конечно же, салатами), а потом перешли к карте. Сайно разложил на столе огромную копию с бесконечными пометками, мелкими рисунками и меткими комментариями. Тигнари так увлёкся последними, что совсем забыл, где он, с кем и зачем. Ему нравился почерк Сайно, а на карте, к которой интерес, правда, был скорее познавательный, нежели рабочий, всё смотрелось особенно гармонично.
— Вам нравится? — услышал Тигнари спустя, наверное, минут десять молчаливого изучения.
— Очень, — не соврал Тигнари, подняв взгляд от стола на Сайно. Хвост дёрнулся, но вилять не начал.
Тигнари вообще был удивительно спокоен. Уши начеку, хвост неподвижен. Тигнари рабочего образца. Минимум эмоций, максимум внимания. Можно было бы похвалить и уши, и хвост, но в голову пришла неожиданная мысль: а вдруг Сайно такой отстранённый именно из-за этих индикаторов заинтересованности Тигнари? Хвост, например, терпеливо выслушивал всё. Может, потому что реагировать было не на что? Они даже на «ты» всё ещё не перешли, хотя возможностей было множество. Сайно мог в своём обычном стиле просто сказать, что «"вы" себя исчерпало, и давайте "ты", то есть давай…» Но их обоих как будто волновала только карта.
— Напоминает старую карту моего отца, — Тигнари сел ровнее, чувствуя непонятное превосходство, а вместе с ним — тоску. Сайно всё ещё был неспокоен, но волновался, вероятно, из-за того, что как-то неправильно себя ведёт, нежели из-за Тигнари как такового. — Я пересматриваю её иногда. На ней отмечены области, которые сейчас застроены. Она очень устарела, но мне иногда проще ориентироваться по ней. Не знаю, как объяснить…
— Я понимаю, — кивнул Сайно, и Тигнари впервые увидел его улыбку. Хотел улыбнуться в ответ, но не вышло: Сайно улыбался старой карте, а не Тигнари.
— Можете как-нибудь прийти в гости, я вам её покажу, — вежливо предложил Тигнари. Вряд ли в этот раз вежливость приведёт к более близкому общению, как было с письмами, но вдруг.
— Непременно! — оживился Сайно, а Тигнари стал ещё печальнее. Карта — единственное, что интересует Сайно.
Они поболтали ещё немного — в основном о местности, — и Тигнари, сославшись на то, что не любит поздно ложиться, попрощался и ушёл. Сайно мог бы предложить проводить его, но он не предложил. Как, впрочем, и Тигнари.
— Всё это только показалось, показалось… — бубнил Тигнари, быстрым шагом направляясь, убегая, домой. — Свидание — как же!
Конечно, Тигнари готовил себя к такому сценарию, но всё же надеялся на другой. Ничего конкретного. Скажем, они могли бы просто погулять по ночному городу, проводить кого-нибудь из них домой и как-нибудь неловко, но мило попрощаться, намекнув на то, что эта встреча была не последней. Но не сложилось. Ничего, не смертельно. И всё же дома Тигнари быстро переоделся в домашнее, забрался на постель, закрыл лицо руками и прижал колени к груди, обнимая себя хвостом. Он делал так в далёком детстве, когда только привыкал к тому, что хвост у него в принципе есть. Он пушистый, мягкий, непослушный и за ним надо ухаживать. А ещё ему больно, когда его хватают или за него пытаются дёргать, останавливая. Но об этом не знал никто из его окружения, а так хотелось, чтобы узнал Сайно.
Неожиданно раздался стук в дверь. Тигнари, не привыкший к гостям, настороженно поднял уши и прислушался. Стоит неподвижно, дышит ровно. Кто-то незнакомый и нерешительный. Кто может прийти к нему в такой час?
— Тигнари?
Удивляя скоростью даже себя, Тигнари метнулся к двери и открыл.
— Ох, ты… вы… — начал Сайно.
— Можно «ты». Мы… как-то… да, — не менее нелепо ответил Тигнари.
— Я подумал, что вечер как-то плохо закончился. То есть… — Сайно нахмурился и посмотрел сурово. — Карты… Можно… было бы сейчас посмотреть? — рука поднялась на уровень глаза, показывая часы. — Поздновато, конечно, но вдруг вам… то есть, тебе… Вдруг, э… Тебе будет удобно? Я шёл и думал… — он запнулся и обречённо вздохнул, — что мне бы очень хотелось на них взглянуть.
— Карты? — с нескрываемым разочарованием уточнил Тигнари, и хвост, готовый истерически завилять после каждого сказанного Сайно слова, обмяк.
— Ну, может, не только карты. Мало ли, что у тебя найдётся мне показать, — пожал плечами Сайно, опустив взгляд и смущённо улыбнувшись куда-то в пол.
И хвост Тигнари всё-таки завилял. Тигнари чувствовал себя собакой, которая рада видеть хозяина. Волновало ли это его? Ни капли. Потому что теперь Сайно улыбался ему, а не картам или старым чужим заметкам. Только ему. И Сайно определённо был такой же счастливой собакой, только без хвоста.
Глава 3.
В последнее время Сайно редко писал Тигнари записки. Он просто приходил сам — без предупреждений и прелюдий стучался в дверь. Тигнари это нравилось, хоть он и скучал по их маленькой очаровательной традиции, с которой всё началось. Впрочем, ничего, кроме дружбы (а так хотелось) не началось: они были коллегами, друзьями, той «парочкой защитников Сумеру». Только друг для друга парочкой они никак стать не могли. Кажется, каждый этого хотел, но пока не складывалось. Тигнари почему-то казалось, что деликатный Сайно, предпочитающий для признаний — даже не романтических — утро, и к нему на порог явится с утра. Но в то утро Тигнари нашёл лишь записку, и была она не от Сайно.
Строгий незнакомый почерк слёзно умолял прийти к двенадцати в Академию, потому что писатель из Инадзумы, Фукумото, прибыл в Сумеру, чтобы написать какой-то, кажется, ненаучный талмуд, но к его приезду не успели приготовить материалы, поэтому нужен Тигнари — чтобы познакомить писателя с ним в качестве извинения. Тигнари не хотел быть чьим-то извинением (разве что для Сайно), но его пыл мгновенно остудило то, что на встрече может быть Сайно.
Вообще это скорее были фантазии, мечты. В записке было написано, что пригласят его, Тигнари, и «ещё какую-нибудь знаменитость». «Ещё», как будто Тигнари знаменитость и может рассказать что-то интересное. Нет, то есть, он, конечно, может, но редкий слушатель способен дотерпеть его лекции до конца, не прервав какой-нибудь репликой не в тему или не сказав, что ему пора. Вернее, всего один, если не считать Коллеи, которой всё, что мог поведать лесной страж, было действительно интересно. Сайно. Волшебный Сайно, который за время их знакомства стал для Тигнари каким-то невероятным существом, неописуемо редким и самым прекрасным созданием на планете, способным затмить кого и что угодно.
Интересно, кто будет второй жертвой? Тигнари так давно не интересовался делами Академии, что просто не представлял, кого там можно назвать знаменитым. Правда, если таковым назвали его, вероятно, могут выбрать кого угодно, любого человека, причастного к Академии хоть как-нибудь. Тигнари вздохнул и отложил записку. Лишь бы они не трогали его уши и хвост и не просили фотографироваться, как было раньше, когда он появлялся в городе. Но если это вдруг окажется Сайно… Что же, ему Тигнари позволил бы потрогать и уши, и хвост — безлимитное разрешение на то, чтобы его гладили и обожали. Но пока Сайно гладил его только взглядом и редкими шутливыми попытками флиртовать, которые были настолько неловкими, что Тигнари никогда не знал, что ответить. Например, «Будь я верховным судьей, то посадил бы тебя на домашний арест вместе со мной». Вполне может быть, что Тигнари действительно заслужил наказание. Он с этим, конечно, поспорил бы, но даже если представить, что Сайно флиртует — что отвечать? «Я бы не отказался?» И сделать шутку ещё более неловкой. Тигнари предпочитал нервно (это получалось само) улыбаться и менять тему.
Тигнари был в Академии в 11:50. Он всегда страдал пунктуальностью, отчего ненавидел тех, кто опаздывал, и обожал Сайно, потому что он не опаздывал никогда.
— Я так и думал, что позовут тебя, — послышался знакомый голос за спиной, и бестолковый хвост отчаянно завилял.
Тигнари давно перестал останавливать себя. Пускай. Пускай Сайно заметит, пускай поймёт, осознает, что ни на одного другого человека тело Тигнари не реагирует так, пускай возьмёт на себя инициативу и спросит, что за бред происходит. То есть нет, пускай он скажет, что его хвост, если бы он у него был, тоже непременно вилял бы при виде Тигнари.
— Я тоже думал о тебе, — Тигнари обернулся, брови Сайно приподнялись от этой реплики, Тигнари поспешил оправдаться. — То есть, о том, что они могли бы позвать тебя. Ты как раз в городе, а им наверняка нужны какие-нибудь геройские истории, в которых ты мастер.
— А я думал, что нет историй лучше, чем можешь поведать ты, — ответил Сайно, и у Тигнари, как часто бывало в компании генерала, по телу пробежали мурашки. Он постоянно говорил такие вещи, от которых хвост напряжённо замирал, не веря в то, что самый замечательный человек на планете действительно говорит о нём.
Если позвали Тигнари и Сайно, то что это будет за роман? Что о них писать? О каждом отдельно или вместе? Севший напротив Сайно Тигнари смущённо стрельнул в его сторону глазами, встретился с Сайно взглядом, смутился ещё больше и отвернулся, сложив руки на груди.
Вместе… Он бы очень хотел, чтобы это «вместе» в принципе существовало, но пока не выходило. После того вечера прошло два месяца, и за это время Тигнари узнал только, что Сайно намного более неловкий, чем он предполагал. И намного более занятой. Он всё время куда-то спешит, с кем-то говорит или пытается с кем-нибудь подраться. Последний пункт взаимодействия с другими вызывал у Тигнари особый трепет. Забудем то, что Сайно в принципе был хорош (дальше можно не читать) в битвах — поговорим о том, насколько и как он был хорош. Точные движения и истинная эстетика в обращении с казавшемся Тигнари тяжеловесным копьём. Казалось, что Сайно родился с оружием в руках. Может, так и было, но об этом они не говорили. Всё ещё говорили о чепухе: о картах, пустыне, джунглях, растениях и животных, немного о Коллеи. Тигнари отчаянно хотелось задать какой-нибудь личный вопрос, но Сайно, всегда смотрящий заинтересованно, но серьёзно, не слишком к этому располагал. Но, может, теперь всё изменится? Хотя бы на время интервью. Кто знает, чем будет интересоваться Фукумото — вдруг чем-нибудь обыденным или интимным, таким, что Тигнари не осмеливался спросить сам?
Но Тигнари не повезло в этот раз. Фукумото задавал стандартные вопросы, которыми можно развлечь разве что домохозяйку. «Расскажите о Сумеру, да-да, нужен как раз взгляд с разных сторон!» Что же, ладно. Сайно рассказывал о пустыне, то и дело заходя на территорию Тигнари, Тигнари рассказывал про лес, случайно упоминая пустыню. Природа для них обоих была неразрывно связана, но не столько из-за того, что всё это относилось к Сумеру, сколько из-за того, что Тигнари и Сайно часто рассказывали друг другу о любимых местах, делились наблюдениями и просто размышляли. Интересно, понимал ли внимательно конспектирующий каждое слово Фукумото, что за этими историями скрывалась информация не о регионе, а о том, каким он был для этих двоих? Или он был таким же великим слепым, как Тигнари и Сайно в отношении друг друга?
— А теперь я хотел бы побеседовать с вами по отдельности. Начнём с Тигнари, — неожиданно сказал он полчаса спустя, и сдержанный Сайно слабо, но почему-то печально улыбнулся, как будто он понял что-то важное, такое, чего не понял Тигнари. Он встал и, не прощаясь, вышел. — А что вы скажете про Сайно? — совершенно спокойно спросил Фукумото, и уши Тигнари настороженно поднялись. Они стояли и до этого, но теперь напряжение овладело (к сожалению, лишь напряжение) всем его телом.
Что рассказать? Может, о том, как он ненавидит время, когда Сайно снова уходит в пустыню — пустынное дитя не может протянуть без песка и недели, — о том, как ревность клокочет внутри, когда кто-нибудь из пустынников осматривает почти полностью обнажённую грудь генерала махаматра, о том, как ему нравится сидеть рядом с говорящим негромко — «чтобы поберечь твои ушки» — Сайно, особенно если они где-нибудь на природе, дышат воздухом покоя и умиротворения и соприкасаются плечами? Нет, нет. Эта информация только для них, даже не так — только для него, для Сайно, который однажды непременно услышит всё это от Тигнари. Однажды тот непременно наберётся смелости, перестанет бояться отказа, смирится с возможностью потерять такую дружбу (ведь её Тигнари всё равно мало) и всё расскажет. Обо всех своих мыслях о Сайно, а их было ещё так много.
— Я считаю, что его одежда не подходит для пустыни, в которой он проводит так много времени, — совершенно серьёзно стал отвечать Тигнари. — Опустим то, что он ходит без обуви — он утверждает, что ему так удобнее, — но он ведь мёрзнет ночью! Вы были в пустыне ночью? Это кошмар. А днём? Да-да, у него там какие-то практики, тело повинуется разуму и всё такое, но его кожа сгорает, несмотря на крем, который я делаю для него. Но, раз ему это не мешает, ладно. Что ещё сказать? Какой Сайно? Верный своим принципам — это редко встречается сейчас, за что его многие ценят, но встречаются и те, кто ненавидит и осуждает. А ещё очень ответственный компаньон. Чаще всего он работает в одиночку, но, если уговорить пойти куда-то вместе, вы не пожалеете.
Он хотел предоставить обычную характеристику коллеги: честную, но не слишком личную. Не вышло. Наверняка и Фукумото уловил в этом ответе тревогу не за товарища, а за любимого человека, который не прислушивается к его словам. Теперь Фукумото напишет об этом и пойдут грязные слухи о влюблённом в главного матру лесном страже. Мало того, что для любовного интереса выбрал не Коллеи, с которой его все любили направо и налево, так ещё и не добился взаимности. Наверное, не добился.
— Очень интересно, спасибо, — поблагодарил Фукумото.
Тигнари машинально поднялся и растерянно огляделся. Может, что-нибудь всё-таки добавить? Сайно ведь намного более многогранный, чем успел сказать Тигнари. Но сделать это не дал Сайно: вошёл, едва прозвучали слова Фукумото, словно подслушивал. Но это вряд ли: он слишком порядочный для этого. В отличие от Тигнари, который, выйдя, встал рядом с дверью и прислушался. Спасибо чутким ушам, которые улавливали всё.
— Тигнари… — задумчиво, но с различимой нежностью начал Сайно, сделав паузу, и Тигнари, кусая губы, жалобно посмотрел на стену, за которой был кабинет. Хотелось бы ему видеть лицо Сайно в этот момент. — Он невероятный. Добрый, чуткий, заботливый. Я не перестаю им восхищаться, всем, что в нём есть. Для него нет недостойной цели — он позаботится о любом, кто нуждается в помощи. Он очень компетентный — может рассказать об абсолютно любом растении или животном. А ещё он… — тяжелый вздох Сайно, Тигнари сглотнул. Это ведь могут быть слова просто друга, коллеги. Но Сайно продолжил. — Он самый красивый из всех, кого я встречал, а видел я немало. Не объяснить словами, как сильно я люблю просто смотреть на него, когда он занят домашними делами или что-то рассказывает. Любая наша прогулка превращается в лекцию, но я так люблю эти лекции. Потому что их читает он. А ещё я люблю видеть, как виляет его хвост, едва Тигнари меня увидел, как его уши, поняв, что это всего лишь я, его старый добрый матра, успокоившись, опускаются. Или когда он обрабатывает мои раны. Я знаю, что он добр ко всем, но лишь со мной он ещё и чуточку зол: ругается, что я был неосторожен. И я в такие моменты просто смотрю на его лицо и понимаю, что готов хоть каждый день нарываться на неприятности, только бы он заботился обо мне так — с искренней тревогой.
Сайно замолчал. Сердце Тигнари билось так громко, что он боялся, что его заметят. Если бы у Сайно были бы такие же уши, как у него, он непременно услышал бы каждый истеричный стук.
— Так вы… не просто коллеги? — послышалось тише, за шумом своего тела Тигнари еле распознал какие-то слова.
— Мы просто идиоты, которые никак не поговорят.
Тигнари выпрямился и встал напротив двери. Это знак. Они поговорят сейчас, прямо сейчас благодаря этому писателю, который, вероятно, не осознаёт, что он наделал своим интервью. Тигнари даже не будет отпираться, что он подслушивал. Вероятно, Сайно и так об этом знает — иначе зачем бы он стал говорить так громко. Прямо сейчас Сайно выйдет из кабинета, и Тигнари признается ему в любви. Скажем, как-нибудь неловко и немного непристойно пошутит, например, что не отказался бы от того, чтобы главный матра стал главным в его доме (но на таких же условиях, как и Тигнари; фенек был за равноправие). Но запала хватило лишь на несколько секунд. Услышав, что Сайно встал, Тигнари бросился к выходу и сбежал, миновав дом, сразу в лес. В джунглях точно что-то стряслось — поэтому так колотится сердце. Нужно скорее узнать, всё ли в порядке, но в глубине души Тигнари знал, что не в порядке только он сам, и никакой лес с этим не поможет.
Зачем он сбежал? Тигнари отчаянно пытался найти в себе ответ на этот вопрос, самый сложный из всех, что прозвучали в этот день, но не мог. Зачем-то. Все боятся Сайно, но не Тигнари. И всё-таки что-то напугало его настолько, что он побоялся даже просто встретиться «с его старым добрым матрой». От этого прозвища неугомонное сердце мучительно сжалось. Сайно всё видел и понимал. Он давно всё заметил, но тоже боялся отказа. Но, очевидно, меньше, чем Тигнари, раз осмелился сказать всё это чужому человеку. Может, и Тигнари стоило разориться на подобные откровения? Нет, он скажет всё Сайно. Но не сегодня.
На всякий случай Тигнари решил переночевать в лесу. Хотелось просто побыть наедине с собой и найти ответ хотя бы на один из сотен роившихся в голове вопросов. Вопросы были сложные, а ответа всего два: «да» или «нет». Стоит ли что-то говорить или лучше оставить всё как есть? Правильное решение лежало на поверхности и совсем не нуждалось в таком анализе, но Тигнари боялся в этом признаться даже себе.
Вернувшись домой после бессонной ночи, Тигнари нашёл записку. Короткое послание от единственного, кого он желал прочитать в то утро.
«Сегодня я уезжаю. На неделю или две. Если не будет поводов вернуться, может, на месяц или больше. Если хочешь дать мне повод, приходи в наше место к семи».
Их место было на границе пустыни и леса, недалеко от Руин Дахри. Иногда они гуляли вдоль стены, иногда разводили костёр и просто сидели, но неизменным было то, что каждый находил в видах вокруг что-то для себя. Идеальное место для них обоих.
Тигнари прижал записку к груди и обернулся. Стало страшно, и он почти бросился на поиски Сайно, чтобы немедленно дать повод и отдать своё сердце, которое и так давно ему принадлежало. Но всё-таки дождался вечера. Натёр хвост и уши самыми приятно пахнущими маслами — теми, которые хвалил Сайно, — пришёл, как и всегда, раньше времени. И, как и всегда, Сайно был уже на месте.
— Можешь ничего не говорить, — глядя вдаль, серьёзно сказал он. — Мне достаточно того, что ты здесь.
Тигнари прошёл в их самодельный лагерь, в котором они иногда вместе спали (то есть, не совсем вместе, всё было прилично (а жаль)), сел у разведённого костра рядом с Сайно.
— Я всё слышал. Тогда, в Академии.
— Я так и подумал, — кивнул Сайно. — Слышал, как ты убегаешь. У меня тоже чуткий слух. Не так, как у тебя, но ты… — он усмехнулся. — Ты всё-таки очень топаешь, когда нервничаешь.
Тигнари улыбнулся и положил голову Сайно на плечо. Он делал так и прежде, но в это мгновение этот жест действительно что-то значил. Нет нужды признаваться в любви именно сейчас. «Достаточно того, что мы здесь, предпочли компанию друг друга любому другому занятию».
— Знаешь, тебе не обязательно приходить ко мне с травмами, если ты хочешь, чтобы… — «чтобы о тебе заботились»? Не то, — чтобы я о тебе заботился.
Сайно ласково, точно пёс, истосковавшийся по человеческому теплу, потёрся щекой о макушку Тигнари.
— А могу приходить просто так? Я и так бывал у тебя почти каждый день, но, будь моя воля, приходил бы ещё чаще.
— Даю твоей воле разрешение на посещение моего дома в любое время.
Щёку на макушке Тигнари заменили губы, и улёгшиеся уши едва не поднялись, рискуя испортить романтичность момента. Не передать, сколько раз Тигнари представлял, что они вот так будут… Как это назвать? Будут по-настоящему вместе.
— Воспользуюсь им, когда вернусь, — пообещал Сайно и, поцеловав макушку, встал.
— Через неделю?
— Через неделю, — улыбнулся Сайно. — У меня появилось много поводов, Нари.
Глава 4.
Сайно соврал и вернулся через месяц. Это было плохо. То есть, врать в принципе нехорошо, об этом Тигнари, видевший, что Сайно делает с бедолагами, посмелевшими ему соврать, знал не понаслышке, но сейчас всё осложнялось внезапно настигнувшим Сумеру праздником. Кто знает, что случилось с Академией, раз они вдруг решили отпраздновать день рождения ненавистного Архонта, но город гудел, и на этот раз Сайно был не причём.
О возвращении Сайно Тигнари узнал из записки. Та пришла рано утром.
«Завтра точно, обещаю. Прости, что так вышло, ты ведь понимаешь, что это зависит не от меня.
P.S. Когда к тебе можно зайти? Тебя наверняка тоже привлекли. Хочу встретиться. Очень соскучился.
Сижу, как идиот, пытаюсь придумать, что написать дальше, учитывая, что твой ответ всё равно не успеет до меня дойти. Просто зайду сразу, как вернусь, и буду надеяться, что ты окажешься дома. До встречи, милый лесной страж. Ещё раз прости, что обещанная неделя превратилась в месяц. Я ещё обязательно извинюсь при встрече».
Завтра. Это уже сегодня? Хвост завилял. Тигнари мечтательно улыбнулся и, слегка наклонив голову набок, посмотрел в потолок. Эти недели Сайно писал часто, и каждое следующее послание становилось всё сентиментальнее, несмотря на то, что Тигнари старался оставаться сдержанным. Он и сам не понимал, почему не скажет, как сильно ему нравится, что Сайно называет его всякими очаровательными прозвищами, вроде «милого лесного стража», почему не признается в любви его зарисовкам из пустыни, почему, в конце концов, не признается в любви самому Сайно. Вероятно, потому что для этого нужен подходящий момент. Например, личная встреча, во время которой Сайно обещал извиниться снова. Наверняка как-нибудь по-особенному. Смущённо кашлянув, Тигнари дал волю фантазии. Сайно может его, например, поцеловать. Невинно, дружески — в щёку. А может не дружески — в губы. Или вообще эротически — куда-нибудь в загривок, намекая на обязательное продолжение, о котором Тигнари тоже мог бы написать, если бы только это не было так неловко.
Пару раз Сайно давал повод. Переписка давно перестала быть официальной, хоть иногда Сайно и пускался в пространные размышления о вечном, и теперь флирт и даже неловкие шутки настигали Тигнари и в посланиях Сайно. Тот вечер со скромным, но значимым прощанием, хоть в нём и не было громких признаний, добавил в разговоры фривольность. Едва уловимую, но Тигнари не сомневался, что при встрече поцелуй случится, и лишь надеялся, что его никто не испортит. Ладно сами Сайно и Тигнари — теперь их уютному воссоединению угрожали люди, вышедшие на улицу и готовившиеся к празднику.
Размечтавшийся Тигнари испуганно вздрогнул. Если Сайно придёт к нему домой вечером, там будет гость, которому Тигнари, собиравшийся провести в городе весь день и, если не повезёт, всю ночь, позволил переночевать. Амир, старый добрый друг. Иногда, когда дом стража был занят случайными путниками, которым Тигнари предлагал ночлег, сам он ночевал у Амира. Можно было бы у Коллеи, но это точно спровоцировало бы ненужные слухи. Достаточно шуточек, которые отпускали о «двух таинственных стражах пустыни и леса с глазами бога Электро и Дендро», о которых написал небольшую историю Фукумото. Ничего сверх приличия там не было, но все, вероятно, поняли, кто стал прототипами.
Тигнари рассеянно огляделся. Что делать с Амиром? Нужно немедленно отправить ему сообщение и попросить поискать другое место для ночёвки. Не хватало ещё, чтобы Сайно что-нибудь не то подумал. Он вообще ревнивый? Конечно, Тигнари всё ему объяснит: нет никаких причин для ревности, никому в голову даже не пришло бы, что тут может быть что-то кроме крепкой мужской дружбы, но влюблённые часто безрассудны. Печальные уши легли на голову, и Тигнари вздохнул. Влюблён ли Сайно? Вдруг всему, что происходит и произошло, есть другое, абсолютно нейтральное объяснение, которое будет настолько расходиться с тем, что придумал себе Тигнари, что Сайно, услышав его фантазии, побьёт его как пустынников, нарушивших договорённости? Или он просто откажется от него? Нет, этого точно не случится. Не может такого быть, просто не может! Голос разума выделял самые важные пункты, утверждающие, что как минимум о симпатии речь точно идёт, но сердце всё ещё в это не верило. Именно для таких случаев, когда сердце главенствует над разумом, и нужны прямые признания — чтобы не надумать себе лишнего и не пережить кризис отношений раньше времени.
В дверь вдруг постучались и, не дожидаясь ответа, вошли.
— Я буквально на минуту, — в комнату ворвался Сайно и немедленно заключил Тигнари в тёплые, собственнические объятия. Тигнари пискнул то ли от того, как сильно его сжали, то ли от радости. Сайно, немного отстранившись, продолжил. — Но я уже должен бежать. Меня попросили следить за порядком и наказывать буйных. А чем будешь занят ты, Нари? Наверняка получится пересечься, если я буду знать, где тебя искать, — Сайно улыбнулся, а потом стал пугающе серьёзным. Хвост Тигнари, до этого выражавший щенячий восторг настолько бурно, что фенек боялся, что он отвалится, встревоженно замер, когда взгляд Сайно, осматривавший лицо Тигнари, вдруг задержался на губах. — Я шёл и думал, что идеального момента не существует… — медленно проговорил Сайно, проводя тыльной стороной ладони по щеке Тигнари. Аккуратно, вдумчиво, влюблённо. В этом прикосновении было столько нежности, что даже хвост уже не мог вилять. Но расслабиться не получалось, и это заметил даже Сайно. — Опусти.
Тигнари сглотнул и хрипло спросил:
— Что?
— Уши. Хочу погладить тебя по голове.
— Не могу, я слишком нервничаю, — пожаловался Тигнари, попытавшись пригладить пружинистые уши, как непослушные волосы.
— Из-за меня? — хмурясь, спросил Сайно.
Как объяснить? Тигнари отчаянно боялся ляпнуть что-нибудь не то. В работе ему не было равных, но в отношениях он оставался непревзойденным простофилей. Вот ещё секунда, и он вспомнит все каламбуры, которыми сыпал Сайно, и пошутит что-нибудь такое, от чего даже Сайно захочет ударить себя по лицу ладонью.
— Я не хочу…
«…всё испортить», — договорил бы Тигнари, но Сайно уже отпрянул и, приоткрыв рот, часто заморгал.
— Нет, то есть… — нелепо попытался объясниться Тигнари, но Сайно жестом остановил его и поспешно вышел.
Это недопонимание, просто чудовищное недопонимание! Нужно немедленно догнать Сайно и всё ему объяснить, но страх, что он даже не станет слушать, пригвоздил Тигнари к полу, не позволяя шевельнуться. Да и генерал махаматра умел быть невидимым — если он пожелает скрыться, даже Тигнари его не найдёт.
Забыв, что опаздывает, Тигнари снял перчатку и коснулся чувствительными кончиками пальцев щеки. Ещё мгновение назад он считал себя самым счастливым человеком на планете, сказочным принцем, которому досталась не принцесса, но не менее сказочный принц. Но всё испортили чёртовы уши, которые, едва Сайно вышел, подавленно легли.
— Теперь успокоились, ха? — злобно рыкнул Тигнари, надевая перчатки. — А поздно уже. Не могли до этого побыть послушными? Дьявол! А если он действительно подумал, что я не хочу с ним целоваться? — Тигнари закрыл лицо руками и простонал. — Ладно, работа. Чем я там занят сегодня? Ах, точно. «Врачеванием». Что за слово такое, неужели нельзя было нормально сказать: следи, чтобы никто не умер.
— Мастер Тигнари? Вы скоро? Нас уже ждут, — раздалось за дверью, и Тигнари, обычно любивший визиты вежливой и тактичной Коллеи, едва не ругнулся. Но он злился только на себя, и бедняга была ни в чём не виновата.
— Выхожу, — вздохнул Тигнари, оглядев дом снова. Пустой дом, в котором так не хватало Сайно. Покачав головой, он вышел и приготовился дальше всё своё внимание отдавать только городу и его жителям.
За время без Тигнари Сайно тоже много думал, но все его мысли всегда заканчивались одной: едва он вернётся, он пойдёт к Тигнари и поцелует его. Пускай это будет неловко, пускай он с дороги и не благоухает так, как чистоплотный Тигнари. Всё это мелочи, не стоящие внимания. Идеального момента ведь не бывает, но, как оказалось, зато бывают очень неподходящие — например, если тот, кого ты хочешь поцеловать, этого не хочет. Но он ведь пришёл в тот вечер, он дал повод, да и хвост, который всегда так бурно реагировал только на появление Сайно… Ловко спустившись к воде, Сайно поднял голову и посмотрел на дом Тигнари в последний раз. Пожалуй, это была самая ужасная встреча в его жизни. Ни одна шутка, которую приходилось объяснять, не вызывала такого гадкого чувства в груди, и Сайно надеялся лишь на то, что его сможет отвлечь работа. Обычно она отвлекала. Интересно, а каким это неудачное свидание было для Тигнари?
Ещё вчера он порадовался бы, что город выглядит так празднично и вдохновенно, словно он живой, чувствует взбудораженность людей и готовится праздновать вместе с ними, но сейчас Тигнари думал лишь о том, как много растений пострадало в угоду непонятно чему.
— Могли бы использовать искусственные цветы, — бубнил себе под нос Тигнари, патрулируя улицы и глядя на всех недобро. Но его плохое настроение не могло испортить лихорадочное предвкушение зрителей, наконец дождавшихся Сабзеруза.
Конечно, были и те, кто не радовался. Ещё оставались люди, не признающие нового Архонта, однако никто не бунтовал. Даже самый равнодушный гость не мог не признать: Сумеру идут эти празднества, эта ярмарка, ожидаемый концерт и венки на головах предвкушающих горожан.
Интересно, что думал обо всех этих побрякушках Сайно? Наверняка он тоже не видел в этом смысла. Тигнари в миллионный раз тяжело вздохнул. Работа не помогала отвлечься, и любая мысль неизменно притягивалась к Сайно. Когда всё кончится, Тигнари найдёт его и всё объяснит. Выберет нужные слова или скажет простое, но откровенное «Ты нравишься мне, дурень». И всё. Зачем всё должно быть таким сложным, если любую проблему можно решить, просто поговорив.
Но пока все вокруг веселились и радовались, у Тигнари на душе было гадко. С ним давно, пожалуй, даже никогда, такого не было, и потому отвлечься на обычную рутину не выходило. Люди подходили, но почти со всеми Коллеи справлялась сама. Хорошо, что она пошла с Тигнари, а не осталась в наскоро сооружённом медицинском пункте. Правда, всё было относительно спокойно, в основном жаловались на что-то неуловимое. Тигнари хотел бы сказать, зачем к ним подходили, но он не слушал. Просто знал, что ничего серьёзного не происходило, иначе Коллеи непременно высказалась бы.
Впервые хотелось, чтобы с какой-нибудь травмой к ним пришёл Сайно. Например, с мелкой царапиной, каждую из которых Сайно использовал как предлог для встречи. Он бы как-нибудь отшутился, смиренно выслушал недовольство Тигнари, а потом на прощанье ласково пожал бы ему руку, то ли в шутку, то ли серьёзно пообещав, что поранится и придёт снова. Но больше он так, пожалуй, делать не станет.
— Да нет, нам же не пять лет. Мы встретимся и обо всём поговорим, — снова вслух, но как можно тише, размышлял Тигнари, не слушая рассказывающую о каком-то приключении в лесу Коллеи.
В толпе вдруг мелькнул знакомый силуэт, Тигнари, кажется, даже уловил в какофонии звуков шаги, вызывающие трепет в груди. Уши обречённо опустились. Хотелось бы ему позвать Сайно, но Тигнари знал, что, даже если сквозь шум Сайно его услышит, он не отзовётся. По крайней мере, не сейчас.
День, такой насыщенный и радостный для других, Тигнари показался вечностью. В лесу такого не бывало. Это была его стихия, его жизнь, в которой он всегда находил, чем заняться, а в городе шум, гам, люди. Он боялся к вечеру ог***нуть, но, в сущности, всё было не так плохо. Сумерцы радовались, но не буянили. Просто Тигнари было очень грустно и впервые одиноко.
Атмосфера смогла тронуть Тигнари только ближе к вечеру, когда Коллеи, где-то раздобыв праздничные венки, нацепила один на него. Тигнари возмутился, потому что, во-первых, это ребячество, а, во-вторых, венок мешал ушам. Но тогда Коллеи повесила его слегка боком — так, чтобы страж и его чувствительный слух могли продолжать следить за порядком. Искренняя забота смягчила Тигнари, и теперь он лишь беспокоился о том, что не сможет найти Сайно ни в одном из привычных мест. Генерал махаматра может сбежать от разговора и отправиться в пустыню, едва прозвучат последние звуки праздничного концерта. Может, он даже не останется его послушать. Может, он вообще не любит музыку и танцы. Тигнари даже не успел это узнать. И всё-таки он остался. Когда Тигнари попробовал сбежать на поиски матры, а Коллеи велела ему остаться (иногда она умудрялась быть не только упрямой, но и убедительной), он увидел, что с крыши одного из ближайших домов за происходящим (или за одним лишь Тигнари) наблюдал Сайно. Сосредоточенный и почему-то ещё более прекрасный, чем прежде.
Стараясь выглядеть не слишком отчаянным, Тигнари смотрел на сцену и обернулся всего два раза за целый час. Первый раз увидел неподвижного Сайно, взгляд которого был устремлён в неведомую точку где-то в стороне Тигнари (он был слишком далеко, чтобы разглядеть точнее), а во второй на крыше уже никого не оказалось. Медлить было нельзя.
— Ты умница и отлично выполняла свою работу, Коллеи. Оставляю тебя со спокойным сердцем, — похвалил Тигнари, невольно усмехнувшись последней реплике. Спокойным его сердце не было точно, но Коллеи была тут не при чём.
Куда податься? У Сайно нет своего дома: он всё время кантуется по друзьям и знакомым, потому что редко задерживается в городе надолго, или вообще ночует на природе, если погода позволяет. Где он теперь? Может, в их месте? Или вернулся в дом Тигнари?
— Чёрт! — воскликнул Тигнари, вспомнив, что за день так и не написал Амиру. — И ладно, — следом хмыкнул он. — Как будто мне это пригодится. Не пойдёт он ко мне. Всё, обида, драма, трагедия. В любом случае, я не представляю, где искать этого своевольного засранца. И что ему говорить, — короткая вспышка злобы — не на Сайно, на ситуацию, — погасла так же быстро, как вспыхнула. — Как донести свои мысли, если мне самому с ними тесно и непонятно, — Тигнари вздохнул и посмотрел вдаль. Он как минимум постарается всё исправить. Сделает всё, что от него зависит, лишь бы Сайно не стал упрямиться.
Ни на что особо не рассчитывая, Тигнари прошёлся по значимым местам города. Академия, портовая стоянка, ярмарка. Потом всё-таки добрался до своего дома, где нашёл записку. Сердце ёкнуло, но почерк его неприятно успокоил: Амир благодарил за предложение, от которого он по какой-то причине решил отказаться. Тигнари спросит у него потом.
В памяти вдруг всплыла однажды брошенная Сайно фраза:
— Если бы я хотел устроить идеально свидание, я бы выбрал Пардис Дхяй. Там так красиво, так тихо. Тебе очень подошло бы это место.
Вряд ли теперь можно говорить о свидании, но вдруг? В конце концов, Тигнари ничего не потеряет, если зайдёт проверить. Других вариантов у него всё равно не было.
Словно пожалев его (или всё-таки себя), Сайно действительно оказался там. Сидел спиной к главной дороге и наверняка наблюдал за звёздами. Мечтательный махаматра часто смотрел в небо, думая о чём-то своём. Тигнари любил разделять с ним эти минуты и сейчас просто очень надеялся, что сможет быть с Сайно рядом и дальше.
— Я хотел сказать, что «не хочу всё испортить», а не то, что ты подумал. Ну, знаешь… Всё-таки… — сразу начал Тигнари, заходя и садясь к Сайно. Голова немного закружилась, будто он понюхал какие-нибудь неопасные, но галлюциногенные цветы, переборщив с которыми можно улететь в фантастическую страну, но поднятые уши выдавали в нём всего лишь взволнованность. Ещё более сильную чем утром. — Это как-то неправильно, что ли. Коллеи однажды сказала, несерьёзно, конечно, что пора бы нам уже признаться в отношениях. Мол ты так часто у нас ужинаешь — как иначе это объяснить? Для неё это как будто ничего не значило, а я чуть сквозь землю не провалился. Не потому что это ты. Ты ведь потрясающий. Слышал, что я нёс про тебя тому писателю? Такая ересь. Это всё тоже про тебя, но речь не об этом. Ещё мама пошутила, что мне бы больше подошла Коллеи. Я тогда ответил, что у меня нет времени на отношения, но, если так подумать, они ведь у нас уже есть, эти самые отношения. Мы общаемся. Часто, много. У меня всегда находится время на то, чтобы приготовить поесть не только для себя и Коллеи, но и для тебя; или написать тебе письмо. Ну, почти всегда. В любом случае, я не стал хуже работать. Но ведь настоящие отношения требуют больше времени, верно? Настоящие, то есть… — Тигнари запнулся, но не сдавался. — Более близкие и даже, в общем… Ну, интимные, понимаешь? Я ни на что не намекаю, но отношения ведь подразумевают близость. То есть, если ты, конечно, не против. Если против — и ладно. Я вполне себе самодостаточный фенек, — Тигнари смутился и попытался оправдаться. — Не подумай, что я об этом всём долго размышлял. Хотя ладно, к чёрту. Размышлял, к чему отпираться? Но ты ведь тоже, правда? Иначе не сбежал бы, решив, что я не хочу тебя видеть.
Серьёзный Сайно вдруг усмехнулся. Тигнари посмотрел на него с тревогой. Некстати и невовремя вспомнилось, как в школе его разыграли. Самая популярная девочка в классе заперлась в туалете, потому что… А чёрт знает, это Тигнари уже не помнил. Память сохранила лишь то, как он принялся её утешать и рассказал, как из-за того, что он не такой как все, страдает он, но оказалось, что это слышала не только она, а все её подружки. И даже дружки? Кажется, они записали видео, потому что, если до этого уши и хвост Тигнари не особо интересовали задир, как только они узнали, что этим можно обидеть, жить стало хуже. Но Сайно не мог поступить так же.
— Я ведь не смотреть друг на друга пришёл.
Тигнари отвернулся, чтобы скрыть смущённую улыбку.
— Я догадался.
— А рассказать шутку.
Тигнари немедленно повернулся обратно.
— Что общего у тебя и святых мощей?
— О боже, Сайно… — Тигнари закатил глаза. Сайно затмил все свои неудачные шутки этой, сказанной в самое неподходящее, как казалось Тигнари, время.
— Или у тебя и королевского перстня?
— Остановись, прошу…
— Подожди, я придумал три варианта, ещё «у тебя и иконы»…
Забыв о том, что он почти официальное лицо, их могут увидеть — забыв про все условности, о которых говорят в таких случаях, Тигнари придвинулся ближе и поцеловал Сайно. Не как-то романтично, мило или страстно, а просто коснулся губами его губ. Чтобы прекратить шутку (удобный и действенный способ, между прочим) и наконец преодолеть этот барьер. В конце концов, идеального момента не существует — Тигнари тоже давно это понял.
— Хочется поцеловать, — улыбнулся Сайно, когда Тигнари отстранился.
— Что?
— Хочется поцеловать, — серьёзнее повторил Сайно. — Тебя, икону, мощи. Понимаешь, они, например, символ чего-то божественного, а ты…
— Я понял, Сайно, понял, — засмеялся Тигнари.
Эта шутка была такой же, как все остальные: в чём-то смешная, в чём-то странная и непонятная. Но это впервые вызывало не неловкость, а ещё более сильный приступ нежности и влюблённости. Сайно придумал целую шутку, чтобы сообщить, что он хочет поцеловать Тигнари. И весь этот мучительный день непонимания растворился в моменте, в котором Сайно (наверняка готовя ещё какую-нибудь шутку; и ладно, на самом деле, Тигнари обожал все его глупые шутки) смотрел на Тигнари, чтобы через секунду поцеловать его нормально. А потом ещё. И ещё. Ещё много-много раз, ведь теперь они наконец поговорили.
